Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!

Когда собака с человеком рядом,
Уходит из души по каплям зло.
Она всегда поймёт вас с полувзгляда,
Наполнит дом уютом и теплом.

Когда потреплют нас в житейской драке
И кажется--напастям нет конца,
Зализывают раны нам собаки
И слёзы слизывают с нашего лица.

Так пусть же Человек--венец творенья,
Каких бы в жизни не достиг вершин,
Склонит чело с любовью и почтеньем
К четвероногим врачевателям души!

Ну теперь давайте немножко улыбнемся..

Я же вижу, что-то было съедено...
И, конечно, где-то было скушано
С аппетитом, с чувством, очень медленно,
Но, остатков мной, увы, не обнаружено…
Я же знаю, что-то было сожрано,
Вон, гляделки долу прячет примирительно!
Значит, слямзил снова то, что не положено!
И раскаянье его весьма сомнительно!

Над могилой моею не стой, не рыдай,
Я не там, я с тобой! Только верь! Просто знай.

P.S. Эти строчки очень помогли мне, когда год назад ушел мой Джонечка (пудель, который у меня в аватаре). Стоишь на его могилке, хочется расплакаться, вспоминая прощание с другом детства, а прочитаешь эти строки и на лице появляется улыбка. А в душе спокойствие и уверенность в том, что так оно есть

"Сидеть" и «Голос»? Зло и четко
талдычишь, как сержант устав.
Хозяин, поберег бы глотку
свою. Ну, села. Ну, гав-гав.

Что – деньги потерял? И много?
Бежать за палкой? На, бери.
Хозяин, не грусти, ей-богу.
Ну, обойдусь без «Педигри»!

Жена соседу строит глазки?
Да ладно – я ж тебя люблю.
Ну хочешь, для тебя на вязку
пойду к любому кобелю?

Возьми себя, дружище, в руки –
ведь ты мужик, а не слабак!
И не бубни «все бабы – ...».
Не надо обижать собак…

Добавлено (17 Февраль 2008, 12:26)
---------------------------------------------
Lora, стишок последний, который Вы печатали - это стихотворение Сергея Костомарова. Вот его еще:

Думал, час пришёл последний...
...аж глаза на выкате...
Съел чего то я намедни,
Ну ни как не выкакать...

Из-за пазухи вынув щенка-сироту,
Обратился Хозяин со словом к коту:
«Вот что, серый! На время забудь про мышей:
Позаботиться надобно о малыше.
Будешь дядькой котенку, пока подрастет?»-
«Мур-мур-мяу!»- согласно ответствовал кот.
И тотчас озадачился множеством дел-
Обогрел, и утешал, и песенку спел.
А потом о науках пошел разговор:
Как из блюдечка пить, как проситься во двор,
Как гонять петуха и сварливых гусей…
Время быстро бежало для новых друзей.
За весною весна, за метелью метель…
Вместо плаксы щенка стал красавец кобель.
И, всему отведя в этой жизни черед,
Под садовым кустом упокоился кот.
Долго гладил Хозяин притихшего пса…
А потом произнес, поглядев в небеса:
«Все мы смертны, лохматый… Но знай, что душа
Очень скоро в другого войдет малыша!»
Пес послушал, как будто понять его мог,
И… под вечер котенка домой приволок.
Тоже - серого! С белым пятном на груди!
Видишь, маленький плачет? Налей молока!
Я же котику дядькой побуду пока…

Добавлено (26 Июль 2008, 14:24)
---------------------------------------------
Мария Семенова, «Волкодав. Самоцветные горы», 2003 год
Это было давно,
Да запомнилось людям навек.
Жил в деревне лесной
Старый дед с бородой как снег.
Кособочился тын
Пустоватого дома вокруг:
Рано умерли сын
И невестка, но радовал внук.
Для него и трудил себя дед,
На печи не лежал,
На охоту ходил
И хорошую лайку держал.
Внук любил наблюдать,
Как возились щенки во дворе:
Чисто рыжие – в мать
И в породу ее матерей.
Но однажды, когда
По-весеннему капало с крыш,
Вот еще ерунда! –
Родился черно-пегий малыш
«Знать, породе конец!
Молвил дед. – Утоплю поутру…»
Тут взмолился малец:
«Я себе его, дед, заберу!
Пусть побудет пока,
Пусть со всеми сосет молоко…»
Но пронять старика
Оказалось не так-то легко.
Вот рассвет заалел…
Снились внуку охота и лес,
Дед ушанку надел
И в тяжелые валенки влез
Снился внуку привал
И пятнистая шерстка дружка…
Дед за шиворот взял
И в котомку упрятал щенка.
«Ишь, собрался куда!
Это с пегим-то, слыхана речь!
Что щенок? Ерунда!
Наше дело – породу беречь.
Ну, поплачет чуток,
А назавтра забудет о нем…»
…И скулящий мешок
Канул в воду, покинув плечо…
«Вот и ладно...» Хотел
Возвращаться он в избу свою,
Тут внучок подоспел –
И с разбега - бултых в полынью!
«Что ты делаешь, дед!
Я же с ним на охоту хотел…»
Внук двенадцати лет
Удался не по возрасту смел.
Только ахнул старик…
Не успел даже прянуть в перед,
А течение в миг
Утянуло мальчонку под лед.
Разбежались круги
В равнодушной холодной воде…
Вот такие торги
И такая цена ерунде.
Без хозяина двор,
Догнивает обрушенный кров…
…А в деревне с тех пор
Никогда не топили щенков.

Песнь о собаке

Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.

Три талера штрафа за старого пса?
Пусть лучше разверзнутся небеса!
О, черт бы побрал полицейских вельмож!
Ведь это, выходит, прямой грабеж!

Смотрите, я болен, я стар и слаб,
Себя самого прокормить хотя б.
Ни денег, ни хлеба давным-давно,
Осталось мне только несчастье одно.

Но, если я голодал и болел,
Кто в целом мире меня пожалел?
Кто голод и холод со мной делил?
Кто мне единственным другом был?

Когда бушевала зима вокруг,
Кто грел меня в пору январских вьюг?
Кто как родного меня любил,
Глодал свою корку и не скулил?

Эх, видно замкнулся проклятый круг,
Пора нам расстаться, мой верный друг.
За долгую службу, за честный труд
Тебя мне приказано бросить в пруд.

Вот плата за тысячи добрых дел!
Да, братец, таков и людской удел...
К чертям! Я солдат, я с врагом воевал,
Но палачом я пока не бывал...

Смотри, вот камень, а вот канат,
А это вода. Приготовься, брат.
Ну что так смотришь? Давай пойдем,
Еще полшага - и дело с концом...

Но только он петлю над ним занес,
Лизнул ему ласково руку пес,
К ногам его с радостным визгом приник,
И... петлю надел на себя старик.

С проклятьями к берегу он поспешил,
Собрав остатки последних сил,
И кинулся в воду рывком одним.
Вода, расступившись, сомкнулась над ним...

Пес мигом к нему! Но вода глубока.
Тогда он вблизи разыскал рыбака
И лаем позвал его к месту беды,
Но мертвым старик извлечен из воды.

На кладбище тело рыбак отвез.
За гробом плелся один лишь пес
И там, где растет надмогильный мох,
Скуля, испустил он последний вздох...

Он год в моих дружках ходил,
Мне улыбался и кадил,
Пока ему я нужен был!
Потом меня он обходил...
И вдруг успех его забыл.

И вот он вновь ко мне прилез,
А мы с Тайгой - тихонько в лес.
У моего дружка Тайги
Четыре тоненьких ноги.
Большие уши, мокрый нос
И сердце верное до слез.

СОБАКЕ КАЧАЛОВА

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.

Сергей Есенин 1925

СОБАЧИЙ СОН

Я не собака, не грызу я в будке кости,
Мне в этом, кажется, чуть-чуть не повезло.
Мне очень хочется иметь колечком хвостик,
Чтоб выражать свою признательность без слов.

Я не собака, мне нельзя при встрече лаять,
А при разлуке громко выть на берегу.
Я, как собака, все на свете понимаю,
А вот сказать довольно часто не могу.

Я не собака, но когда обида просится
Наружу, и нельзя никак спросить,
С рычаньем на тебя хочу наброситься
И за ухо тихонько укусить.

Я не собака, но мне часто очень снится
Собачий сон, особенно в конце -
Что я облизываю в инее ресницы
На теплом твоем розовом лице.

(с) Евгений Исакевич

***
У меня есть собака,
Значит у меня есть душа...
У меня есть собака,
Верней, у меня есть кусок души,
А не просто собака...
Я люблю ее и порой
Очень сочувствую ей:
Нет собаки у бедной собаки моей.
И вот, когда мне бывает грустно...
А знаешь ли ты, что значит, собака,
Когда тебе грустно?
И вот, когда мне бывает грустно,
Я обнимаю ее за шею
И говорю ей: "Собака,
Хочешь я буду собакой твоей?"

(с) Хулио Сессар Сильвайн

***
Как хорошо, что в доме звери
И на полу, и на окне...
Торчат их морды в каждой двери
И улыбаются тебе.

Как хорошо, что в доме радость
От их участия во всем.
Нам их присутствие досталось,
А наше- им. И мы живем...

Они нас любят просто так,
За то, что мы живем на свете,
Зло забывают, как пустяк,
И помнят доброе, как дети.

Они от горя защищают,
Как только в жизни свет погас,
И вместо нас заболевают,
И умирают вместо нас.

Когда нас звери покидают,
Легко, как-будто убежали,
То в сердце пустотой зияют
Места, что им принадлежали.

Как хорошо, что в доме звери,
Когда всю жизнь в твоей судьбе
Торчат их морды в каждой двери
И улыбаются тебе.

(с) Н. Черных

МОЯ СОБАКА

Я не мечтала о собаке,
В существовании моем
Забот во множестве и всяких
Хватало мне и без нее.
Но что-то в жизни изменилось,
Судьба вмешалась или рок:
Собака все же появилась -
Смешной и ласковый щенок.
Ее растила как ребенка,
И даже видела во сне.
Ее лукавые глазенки
Смотрели прямо в душу мне.
Все было - радость и лишенья,
И одиночество вдвоем…
Я находила утешенье
В простом присутствии ее.
Сынишка мой при ней родился,
Он с ней играл, садился есть,
И с ней ходить он научился,
Держась ручонками за шерсть.
От лая он не просыпался.
И в пасть спокойно руку клал.
Когда заговорить пытался,
собачье имя называл.
Они катались и валялись
И ползали как два щенка.
А мы смотрели и смеялись,
И было завидно слегка.
Как в нашем детстве не хватало
И мягких лап, и теплых глаз,
И существа, чтоб понимало,
И чтобы так любило нас.

(с) Борис Заходер

УЕХАЛИ

Щенка кормили молоком,
Чтоб он здоровым рос.
Вставали ночью и тайком
К нему бежали босиком -
Ему пощупать нос.
Учили мальчики щенка,
Возились с ним в саду,
И он, расстроенный слегка,
Шагал на поводу.
Он на чужих ворчать привык,
Совсем как взрослый пёс.
И вдруг приехал грузовик
И всех ребят увёз.
Он ждал: когда начнут игру?
Когда зажгут костёр?
Привык он к яркому костру,
К тому, что рано по утру
Труба зовёт на сбор.
И лаял он до хрипоты
На тёмные кусты.
Он был один в саду пустом,
Он на террасе лёг.
Он целый день лежал пластом,
Он не хотел махать хвостом,
Он даже есть не мог.
Ребята вспомнили о нём -
Вернулись с полпути.
Они войти хотели в дом,
Но он не дал войти.
Он им на встречу, на крыльцо,
Он всех подряд лизал в лицо,
Его ласкали малыши,
И лаял он от всей души.

(с) Агния Барто

***
Дворовых собак
по-особому холят
за то, что они,
на луну подвывая,
от будки до дома
все ходят и ходят
под гулкою проволокой.
Как трамваи... Я их не тревожу.
Я с ними не знаюсь.
За это
они меня вправе облаивать...
Но жарко читать мне
спокойную надпись:
“Собак без ошейников
будут вылавливать”.
За что их?
За внешность?
За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
За неясность породы?
За то, что щенками
доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои.
Собаки-отшельники.
Надрывней поминок.
Ребенка добрее.
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели.
За что их?
У них же —
душа нараспашку.
Они ж
в Человечество верят
отчаянно!..
И детское:
“Мама, купи мне собачку...” —
в собачьих глазах
застывает печалинкой...
И вот, —
разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость
закопав под кустами, —
собаки,
которые без ошейников,
уходят в леса.
Собираются в стаи...
Ты знаешь,
у них уже —
волчьи заботы!
Ты слышишь:
грохочут
ружейные полымя!
Сегодня мне снова
приснятся заборы.
И лязги цепные
за теми заборами.

(с) Роберт Рождественский

ДЖЕК

Собачье сердце устроено так:
Полюбило – значит, навек!
Был славный малый и не дурак
Ирландский сеттер Джек.
Как полагается, был он рыж,
По лапам оброс бахромой;
Коты и кошки окрестных крыш
Называли его чумой
Клеенчатый нос рылся в траве
Вынюхивал влажный грунт;
Уши висели, как замшевые,
И каждое весило фунт.
Касательно всяких собачьих дел
Совесть была чиста.
Хозяина Джек любил и жалел,
Что нет у него хвоста.
В первый раз на аэродром
Он пришёл зимой в снег.
Хозяин сказал:
«Не теперь – потом
Полетишь и ты, Джек».
Биплан взметнул снежную пыль,
У Джека – ноги врозь:
«Если это автомобиль,
То как же оно поднялось?»
Но тут у Джека замер дух:
Хозяин взмыл над людьми.
Джек сказал:
«Одно из двух:
Останься или возьми!»
Но его хозяин все выше лез,
Треща, как стрекоза.
Джек смотрел, и вода небес
Заливала ему глаза.
Люди, не заботясь о псе,
Возились у машин.
Джек думал: «Зачем все,
Если нужен один?»
Прошло бесконечно много лет
(По часам – пятнадцать минут).
Сел в снег летучий предмет.
Хозяин был снова тут…
Пришли весною.
Воздушный причал
Был бессолнечно-сер.
Хозяин надел шлем и сказал: «Сядьте и вы, сэр!»
Джек вздохнул, почесал бок,
Сел облизнулся – и в путь!
Взглянул вниз и больше не смог –
Такая напала жуть.
«Земля бежит от меня так,
Будто я её съем.
Люди не крупнее собак,
А собак и не видно совсем».
Хозяин смеётся.
Джек смущён
И думает «Я свинья!
Если это может он,
Значит, могу и я».
После чего, спокойнее стал
И, повизгивая слегка,
Только судорожно зевал
И лаял на облака.
Солнце, скрытое до сих пор,
Согрело одно крыло.
Но почему задохнулся мотор?
Но что произошло?
Но почему земля опять
Стала так близка?
Но почему начала дрожать
Кожаная рука?
Ветер свистел, выл, сек
По полным слёз глазам.
Хозяин крикнул: «Прыгай, Джек,
Потому что… ты видишь сам…»
Но Джек, припав к нему головой
И сам, дрожа весь,
Успел сказать: «Господин мой,
Я останусь здесь…»
На земле уже полумёртвый нос
Положил на труп Джек.
И люди сказали:
«Был пёс, А умер как человек».

(с) В.Инбер

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!

....

Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.

Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,

Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и норковой шапке.

Ты держись, не смотри, что я мал,
И что в кровь изодрались лапки,
Я не выдохся, просто устал,
Ничего, нам помогут боги,

Нет, серьезно, я слышал о них,
Есть такие кошачьи боги.
Даже ветер в долине стих,
Слушал сказ малыша у дороги.

Как большой черно-белый кот
На резиновых мягких лапах
Ехал мимо огромный «Форд»
Выдыхая бензина запах

В мягких креслах, в уюте тепла
Два уставших мужчины сидели
Меж собою тихонько шутя
Сквозь окно на сугробы глядели

- Подожди, присмотрись - видишь там?
Кто в холодном снегу копошится?
Подъезжай-ка к нему, нужно нам
Что ни с кем нет беды убедиться

Под ботинком его снег хрустит
Человек к ним подходит поближе
А фонарь - словно солнце горит
Он к земле наклонился пониже

- Ничего себе! Как же вы тут
Очутились в такую стужу?
Кто же вас в этот жуткий мороз
Так безжалостно выгнал наружу?

- Мама, мама – котенок кричит,
Посмотри, это он, я уверен
Бог кошачий пришел и глядит
Он спасет нас, ведь я в него верю…

....

Ненастными днями, дождливыми днями,
Бездомные кошки в помойках живут.
Облезлые, мокрые, грязные... Сами
От страха мяучат, на помощь зовут!

Бездомные кошки, голодные кошки,
Дрожат, замерзают они по ночам.
Никто их не кормит хотя бы немножко,
Строительный мусор жуют они там.

А если поймать их, с помойки забрать их,
Помыть, причесать их, пустить на диван,
Пусть ходят по креслу, по вашей кровати,
И песни мурлычут на радость друзьям.

Давайте, решайтесь! Хватайте с помойки
Бездомных животных, котов и собак,
Несите домой их, кормите их, мойте,
И песни им пойте. И пусть будет так!

....

Глаза покинунутой собаки
Мне сняться ночью...Как тут быть?
Её обидеть может всякий
И даже попросту убить.

Для комнатных нужна порода.
А для дворовых-злобный нрав.
Её обидела природа,
Достоинств этих ей не дав.

Пусть человек добрее будет,
Не прихоть это, не пустяк.
Внимательней вглядитесь, люди,
В глаза покинутых собак.
-

Друг ты мой пятнистый, ласковый зайчонок.
Ты такой ершистый, а совсем ребенок.
Ссоришься с питбулем, затеваешь драки,
Пулей подлетаешь к новенькой собаке.

Бегаешь ты быстро, но быстрее время-
Мчится в чистом поле впереди оленя.
Скоро повзрослеешь. Так ведь? Не иначе?...
Я твоих увижу маленьких собачек.

Мягких Далматишек, беленьких, без пятен
Тихих шалунишек. Сам их вид приятен.
А потом горошки побегут по телу,
Пестренькие крошки гавкать станут смело.

Сядет мама рядом и понаблюдает -
Как растут реснички, пятна проступают,
Как чернеют глазки, хвостик как ложится.
Сколько порций "ласки"... когда мама злится -

Получает каждый в виде воспитанья,
Чтоб не делал дважды, после наказанья.
Скоро потеплеет. В парке лес проснется.
Все зазеленеет и мороз уймется.

Мама подобреет и не станет слезок:
Вас не потерять бы мне среди березок...
Спит мой друг пятнистый, ласковый зайчонок,
Сильный и ершистый, но совсем ребенок.

Пан Эдуард

Чуда моя, чуда, рада моя, рада,
хочешь, с тобой буду
весь выходной рядом?
хочешь, прижмись с лаской
мокрым своим носом?
хочешь, про снег сказку?
только живи, пёса…

Ты, собака, - мой друг навеки,
Нет собаки верней вокруг.
И машина - друг человека,
Но собака - особый друг.

Нет машины третью неделю,
Что случилось с тобой, шофер?
Лишь собачьи глаза глядели,
Изнывая, через забор.
Свет знакомый по трассе несся
И собака, что было сил
С визгом бросилась под колеса,
Но шофер не притормозил,
Не притормозил,
Не притормозил…

ЯШКА

Учебно-егерский пункт в Мытищах,
В еловой роще, не виден глазу.
И все же долго его не ищут.
Едва лишь спросишь - покажут сразу.

Еще бы! Ведь там не тихие пташки,
Тут место веселое, даже слишком.
Здесь травят собак на косматого мишку
И на лису - глазастого Яшку.

Их кормят и держат отнюдь не зря,
На них тренируют охотничьих псов,
Они, как здесь острят егеря,-
"Учебные шкуры" для их зубов!

Ночь для Яшки всего дороже:
В сарае тихо, покой и жизнь...
Он может вздремнуть, подкрепиться может,
Он знает, что ночью не потревожат,
А солнце встанет - тогда держись!

Егерь лапищей Яшку сгребет
И вынесет на заре из сарая,
Туда, где толпа возбужденно ждет
И рвутся собаки, визжа и лая.

Брошенный в нору, Яшка сжимается.
Слыша, как рядом, у двух ракит,
Лайки, рыча, на медведя кидаются,
А он, сопя, от них отбивается
И только цепью своей гремит.

И все же, все же ему, косолапому,
Полегче. Ведь - силища... Отмахнется...
Яшка в глину уперся лапами
И весь подобрался: сейчас начнется.

И впрямь: уж галдят, окружая нору,
Мужчины и дамы в плащах и шляпах,
Дети при мамах, дети при папах,
А с ними, лисий учуя запах,
Фоксы и таксы - рычащей сворой.

Лихие "охотники" и "охотницы",
Ружья-то в руках не державшие даже,
О песьем дипломе сейчас заботятся,
Орут и азартно зонтами машут.

Интеллигентные вроде люди!
Ну где же облик ваш человечий?
- Поставят "четверку",- слышатся речи,
Если пес лису покалечит.
- А если задушит, "пятерка" будет!

Двадцать собак и хозяев двадцать
Рвутся в азарте и дышат тяжко.
И все они, все они - двадцать и двадцать -
На одного небольшого Яшку!

Собаки? Собаки не виноваты!
Здесь люди... А впрочем, какие люди?!
И Яшка стоит, как стоят солдаты,
Он знает: пощады не жди. Не будет!

Одна за другой вползают собаки,
Одна за другой, одна за другой...
И Яшка катается с ними в драке,
Израненный, вновь встречает атаки
И бьется отчаянно, как герой!

А сверху, через стеклянную крышу,-
Десятки пылающих лиц и глаз,
Как в Древнем Риме, страстями дышат:
- Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!

Ну, кажется, все... Доконали вроде!..
И тут звенящий мальчиший крик:
- Не смейте! Хватит! Назад, уроды!-
И хохот: - Видать, сробел ученик!

Егерь Яшкину шею потрогал,
Смыл кровь...- Вроде дышит еще - молодец!
Предшественник твой протянул немного.
Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!

День помутневший в овраг сползает.
Небо зажглось светляками ночными,
Они надо всеми равно сияют,
Над добрыми душами и над злыми...

Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,
Где в старом сарае, при егерском доме,
Маленький Яшка спит на соломе,
Весь в шрамах от носа и до хвоста.

Ночь для Яшки всего дороже:
Он может двигаться, есть, дремать,
Он знает, что ночью не потревожат,
А утро придет, не прийти не может,
Но лучше про утро не вспоминать!

Все будет снова - и лай и топот,
И деться некуда - стой! Дерись!
Пока однажды под свист и гогот
Не оборвется Яшкина жизнь.

Сейчас он дремлет, глуша тоску...
Он - зверь. А звери не просят пощады...
Я знаю: браниться нельзя, не надо,
Но тут, хоть режьте меня, не могу!

И тем, кто забыл гуманность людей,
Кричу я, исполненный острой горечи:
- Довольно калечить души детей!
Не смейте мучить животных, сволочи!